– Скажем, отчего не помочь доброму человеку, опросим всех, может кто и что видел. Только, кто они по босяцкой профессии? Как искать иголку в сене. Коли знал бы я, где ты нынче обедал, то знал бы чью песню поёшь. Подскажи по какой масти эти пришлые должны числиться, иначе не узнать! Без этого никак. – ответил артельный.

– Конокрады должны быть, – немного подумав, говорить или нет, ответил сыщик.

– Конокрады! Портит Ивашку белая рубашка. Этих надо по торговым точкам, где лошадей продают искать. Хорошо поспрашиваем про пришлых. Поможем тебе, – ответил весёлый артельный.

– А скажи мне, друг любезный, не знаешь ли ты про грабежи на дорогах? Вот хорошая братва, с ними бы подружиться. Рискованная! Та которая почтовые «коробки раскрывает»? – невзначай, уточнил сыщик у Саньки – солдата.

– Это люди особые, дерзкие. Не то что некоторые пустозвоны. В волчью стаю соберутся, а хвосты собачьи за собой тянут. Нет, про них ничего не известно. Народ говорит, что не местные они. Ну и как обычно придумывает. Якобы это и не люди вообще, а две волчицы-оборотня. Когда надо им, то в людей превращаться, а когда скрыться нужно в белых волков. Только я не верю, глупые бабы на базарах болтают, что ни попадя, – ответил артельный, вытирая руки о подол рубахи.

– Сегодня смотрю, всё твои на работе. Что, день обещается быть хлебным? Даже друга твоего, колдуна-знахаря, нет! – совершенно случайно задал вопрос сыщик, для поддержания разговора.

– Всех дармоедов разогнал по местам, пусть работают нечего дрыхнуть, костями греметь. У нас тут дураков, непочатая грибная поляна. Вот похоронщики, правда, в гору пошли. У Выныкиных работать стали. Это наши тульские шёлковые фабриканты. Купцы второй гильдии. Они все гробовые дела, в губернии, под себя подмяли. Гробы делают и сами же их сопровождают на кладбища. Сами колотят, сами плачут, сами и закапывают. На все руки мастаки. Неплохо зарабатывать стали. Так дальше дело пойдёт, могут и артель бросить. Разбогатеют, собака их укуси, зазнаются! На Воздвиженской самая главная мастерская гробовых дел, вот там и работают, – ответил Санька-солдат.

– И что – отпустишь? Позволишь из артели уйти? Без нищенского суда и наказания? – возмущённо спросил сыщик.

– Конечно, отпущу. Какой суд, зачем? Гордый петух быстрее в печь попадает. Если у них всё удачно, как у людей, пойдёт, то пусть уходят. Глядишь в купцы выйдут. Нам помогать станут. А на их место ещё босота придёт. В России нищих не счесть. Были у нас такие случаи. Вот колдун к Марфе-травнице в Прилепы подался. Трава-мурава у него закончилась, всякие грибочки, ягодки уже силу потеряли. Пойдёт наберет у неё, они старые приятели. Когда-то мы Марфе помогли, а теперь она нам помогает. Конечно, не купчиха, но повыше нас плавает в «людском море», – ответил артельный и засмеялся.

– Что за Марфа такая? – уточнил сыщик, желая получить информацию.

– Марфа? Да она наша раньше была артельная, на паперти стояла по малолетству. Она с семи лет в артель попала, мать у неё сгорела в доме. Ничего из имущества не осталось, ни кола, ни двора, ни родственников. Может и остались, только не помнила она, память от страха вначале потеряла. Да и не искал её никто. Вот и жила в артели нищих, они её подобрали, с ними и росла. При ней, на шее, часики были не обыкновенные, со змеёй. На часиках тех рука саблей эту змею убивает. Очень дорогие, золотые. Вначале продать хотели, но потом поняли, что тайна какая-то в них, пожалели девчонку и оставили. Вначале эта артель в Калугу ушла работать, там жила года два. Потом в Орёл, только через пять лет в Тулу вернулась. Это ещё до меня было, мало кого осталось в живых из тех нищебродов. Умерли по возрасту.

– И что ж, сейчас тоже нищенствует? – уточнил сыщик.

– Нет, у неё судьба по-другому завернула. Она девка выросла с умом, море перескочит и пяток не замочит. Как-то потом на паперти приметила её одна одинокая баба с Прилеп. Та баба травами занималась, выпросила у артели девку, приютила. Так и осталась она жить с ней, это уже лет через пять, шесть было. Научилась ворожить, гадать, травы заготавливать, нужные грибы и ягоды собирать. Когда баба-травница умерла, то заменила её. Марфа свою прошлую жизнь не забыла, нам всегда в благодарность за помощь и приют помогает, – ответил артельный.

– Повезло девке. Самой помогли и даже часики ей сохранили. Алтын серебра не ломит ребра, у нас в Москве обобрали бы сразу, – похвалил Евграф, в надежде на ещё большую информацию, но опасаясь, что артельный затаиться и прекратит рассказывать давнюю историю.

– Это так! Берегись козла спереди, коня сзади, а лихого человека отовсюду. Попался на её счастье старший артельный, у которого дочь умерла в таком же возрасте, вот и помог, пожалел.

А что касаемо часиков, то вообще история интересная. Всем, кто тогда девчонку спас, Марфу эту, счастье подвалило. Несколько месяцев назад, неизвестный человек по тридцать рублей в кружки раскидал. У нас только один получил, старый калека, что при церквях сидит с Васяткой. Раньше он с Марфой в одной артели был. Да ещё трём повезло с Чулковской артели, они в то далёкое время ещё мальцами были и тоже помнили Марфу. Вот так бывает. Деньги они на общее дело сдали, в общак. Не нужны им эти деньги, уже привыкли к своей доле, по-другому себя не мыслят. Без артели жить не могут. Хороший человек, повезло ей в жизни. Потом дочь родила, только не знамо от кого. Никому не рассказывает, кто отец. Дочь у неё красавица, знатной выросла. Нинкой зовут, – с удовольствием рассказал Санька-солдат.

– Слушай, не та ли Нинка-красотуля, что на Скуратовских двориках любительской проституткой трудиться. Видел я там одну Нинку, по описанию похожую. Даже приглашал к нам с Кротом, когда ещё Агей жив был. – уточнил Евграф.

– Нет, ты что? У неё дочь хоть сумасшедшая девка, но таким промыслом никогда заниматься не станет, она гордая. Лучше на большую дорогу выйдет. Вот как те две бабы, что «почтовые ящики» грабили. А то, что проституткой трудится, в это не верю. Она с мужем живёт, он тоже из Суходольского прихода, только не знаю кто. Ни разу его не видел, да и её уже не видел давно, с год, наверное. Не знаю куда запропастилась. У меня ночевать останешься? А то по старой привычке приютим, ребята тебе будут рады. Уважают они тебя и Крота, – уточнил Санька-солдат.

– Нет, не останусь, дела есть. Да и остановился я уже недалеко от вокзала у одной вдовушки. Недорого взяла, – ухмыльнулся сыщик.

– У вдовушки, это хорошо. Известно, лучше, чем с нами! – засмеялся главный нищий.

– Ты уж пришли ко мне помощника, какого, к часам восьми вечера на улицу Ушкинскую. Я там вначале улицы, то центральной части города, ждать его буду. Там мелочная лавка есть, вот к ней пусть и подойдёт. Расскажет, что узнали.

– Договорились. Васятку к тебе подошлю, ты его знаешь. Он с «калекой» на паперти работает. Малый быстрый. Всё, что узнаем про пришлых конокрадов, тебе расскажет. Что, ж давай ещё по одной тяпнем и бывай. Пришёл не зван и иди не гнан, с Богом! – ответил старший артели, разливая корчму по стаканам.

– Без меня, не могу. Вы уж сами. И вот, помяните Агея, а Васятку буду ждать, – с этими словами сыщик положил на стол два рубля и попрощавшись вышел.

Его путь дальше лежал, на Хлебную площадь, где его должен был ждать давний приятель Пашка. В дороге мысли его крутились около личности неизвестной Нины из Прилеп и той самой проститутки Нинки-красотули со скуратовских двориков. Что-то в них было общим, только что – Евграф понять не мог.

Больше недели назад он занимался розыском беглого преступника Ерша. При вхождении в доверие к местному трактирщику Агею, начальник жандармского управления шепнул ему кличку и кодовое слово для связи с нештатным